Я пожал плечами:

– Порвите их.

– Репортеры знают, что мы здесь. Да они перероют весь мусор, чтобы достать черновик твоего рассказа. Мы все сожжем, – решил Мори.

Даже в конце, когда я уже примерил трагическую маску, муза комедии преследовала нас. Бумаги, обреченные на уничтожение, заняли целую корзину. Мори, Хэрольд, секретарь и я отнесли ее в мужскую уборную "Никерсона, Крамера, Ловенштейна, Нессена & Кэймена". Юридическая контора заботливо обеспечила душ для своих партнеров и коллег, днем и ночью потевших над соглашениями, показаниями и выступлениями в суде. Хэрольд Вейнбергер вылил в корзину флакончик бензина для зажигалок, а Мори бросил спичку. Признание весело заполыхало.

– Знаете, – сказал я, – в этом году у меня был богатый опыт по части сжигания рукописей. Времени уходит много, да и работенка не из легких. Вот увидите.

Вскоре пламя утихло. Сначала дым был почти незаметным, но потом повалил из душа белыми клубами. Хэрольд выскочил из уборной с диким кашлем. В холле секретарь пыталась высморкаться.

– Давайте поворошим бумагу, – предложил я, но за считанные секунды был выдворен в коридор.

Мори нашел питьевой фонтанчик; глаза у него слезились.

– Включи душ, – прохрипел он.

Хэрольд, самый младший из всех, порыскал в дымовой завесе и нашел кран. Хлынула холодная вода. Чтобы превратить бумаги в обугленную мокрую массу, понадобился почти целый час. Ближе к четырем часам утра, на улице неподалеку от дома 919 по 3-й авеню, работа была закончена. Я отправил остатки в сточную трубу.

– У меня такое чувство, – пробормотал Мори, – что это только начало дела, которое я не забуду никогда.

Глава 20

Фальшивая песня баронессы

Я не общался с людьми из "Макгро-Хилл" с тех пор, как уехал из Нью-Йорка в середине января. Отношения закончились. Они понимали это так же, как и я, несмотря на свое публичное заявление, мол, "мы посмотрим, что еще из этого выйдет", и не пытались связаться со мной. Я хотел позвонить Беверли Лу – но что я мог сказать? Личные извинения неминуемо станут признанием собственной вины, а момент для этого, как решили наши адвокаты, еще не настал.

Силы закона и порядка совещались на площади Фоули, расследование продолжалось. Федеральный прокурор Южного округа Нью-Йорка и окружной прокурор решили объединить результаты своих розысков.

– Скорее всего, – сказал Мори, – будет бой за тело.

– За тело?

– За тебя, приятель.

Мы снова сидели в его офисе, и он только что повесил трубку после разговора с Робертом Морвилло, главой криминального отдела прокуратуры. Жалуясь на постоянный цейтнот, на невозможность просто поговорить с клиентом и выяснить все факты, Мори снова перенес мой вызов в суд пред очи двух собраний присяжных на более поздний срок.

– Давай продолжим. – Нессен уселся в кресло и зажег очередную сигару. – Похоже, тебе придется возместить убытки "Макгро-Хилл", и чем скорее, тем лучше. Часть денег находится в Швейцарии, на счете Ханны Розенкранц, а остаток в Испании. А где именно в Испании?

– Здесь, – сказал я, залезая в портфель за последним выпуском "Тайм". Журнал вцепился в мою историю с безжалостностью и непредвзятостью мистера Магу, идущего по следу украденной блохи.

Я кинул журнал через стол, предварительно открыв на страницах, посвященных последним сведениям по делу Хьюза.

– Прямо здесь, – и я указал на фотографию нашего дома на Ибице. – Видишь тот открытый сарай справа? Камень, более светлый по сравнению с остальными? За ним лежат пятьдесят пять тысяч в швейцарских франках.

– Наличными?

– Мы уехали с Ибицы в страшной спешке. Там везде шныряли репортеры, другого выхода просто не было.

– Точная сумма?

– Да я не считал.

– Ты просто чокнутый, дальше уже некуда, – сказал Мафи.

Гарри Григг, человек с веселыми карими глазами и подстриженными под Гручо Маркса усами, был президентом "Интерстейт секьюрити", частного детективного агентства со штатом не меньше шестисот человек только в Нью-Йорке и Новой Англии. Когда мы с Мори описали проблему, у него глаза загорелись от удовольствия.

– Именно для таких дел я и создан, – заявил он. – А то совсем зачах тут за столом.

Работа Гарри заключалась в том, чтобы слетать на Ибицу и извлечь деньги, пока кто-нибудь еще – вор, репортеры, "Интерпол" или испанская полиция – не пораскинет мозгами и не сделает то же самое. Дом совершенно не охранялся, если, конечно, не считать служанку. Я дал Гарри список всех тайников, который он выучил наизусть, и письмо для Рафаэлы.

– Что-нибудь еще, кроме денег? Наркотики? Секретные документы? В студии?

– Нет, – ответил я.

Он уехал в аэропорт Кеннеди и через сорок восемь часов позвонил в офис Мори Нессена. Адвокат срочно вызвал меня.

– Если кто-то мог сделать эту работу, – вскричал Мори с детским восторгом, – так это Гарри! Он просто великолепен.

– Я на Ибице в аэропорту, – спокойно произнес детектив, – подстриг газон, сходил в прачечную да вот еще летнюю одежду прикупил.

– Должно быть, связь плохая, – в замешательстве ответил Мори, – слышно не очень.

Гарри повторил сообщение. Он подстриг газон, сходил в прачечную и купил летнюю одежду.

На широком лбу Нессена заблестели капельки пота. Он прикрыл трубку рукой и прошипел:

– Ты просил его купить какую-нибудь летнюю одежду?

– Боже мой, да ведь сейчас январь.

– Гарри, мне кажется, присутствует некое недопонимание. Клифф сказал, что...

– Я вам перезвоню, – выпалил Григг и немедленно повесил трубку.

– Кажется, меня сейчас хватит удар, – пробормотал Мори.

– А мне кажется, что я стал нищим.

Через десять минут телефон зазвонил опять. На этот раз позвонил Джон Вентворт, вице-президент "Интерстейт секьюрити".

– Мори, перед отъездом шеф попросил меня кое-что вам передать. Это код, мы его придумали, когда сидели в аэропорту. Значит, так: то, что снаружи дома, – летняя одежда, а вот объект в шкафу – это...

На следующее утро Гарри вернулся в Нью-Йорк; мы как раз закончили обедать в квартире у Мори. Это был первый обед в домашней обстановке с момента нашего кошмарного побега с Ибицы, с тех пор, как на мою семью обрушилось такое давление, которое могло шутя расплющить кого угодно. В то утро в сопровождении Нессена я впервые явился в здание суда на площади Фоули на встречу с Робертом Морвилло и Джеком Тигом, помощником прокурора, привлеченным благодаря своему опыту в делах со швейцарскими банками. Мори предупредил меня держать рот на замке и слушать, я четко выполнял инструкции, пока Морвилло – полноватый, в одежде с короткими рукавами, лет около сорока – произносил короткую речь.

– Морвилло грубоват, – заранее предупредил меня адвокат, – но зато без околичностей.

Речь Роберта оказалось простой до неприличия.

– Если вы нам поможете и расскажете всю правду, ваши шансы не попасть в тюрьму вырастут. Если не поможете и нам придется раскапывать все самим, мы это сделаем, будьте уверены, время и люди у нас имеются в избытке.

Почтовые инспекторы США, казалось, со всем пылом бросились в дело и изъездили половину Западного полушария в поисках информации.

– По нашему мнению, – сказал Морвилло, – вы не встречались с Ховардом Хьюзом. Более того, мы в этом уверены. И у нас есть все основания предполагать, что рассказанная вами история, та, которая фигурирует в деле "Роузмонт", не подтвердится. Чем дольше вы тянете с признанием, тем хуже для вас.

У нас с Мори была идея шикарного заявления, но в тот вечер у нас не хватило сил опять копаться во всем этом. Мы немного посидели с тремя детьми перед телевизором, посмотрели хоккейный матч.

За несколько минут до полуночи Мори позвонили, и он срочно поволок меня в другую комнату.

– Сообщение от репортера, – выпалил он. – Они знают про твою баронессу.